Творчество наших читателей

Роман о времени и о себе: Елена Коронатова «Жизнь Нины Камышиной».

Кратко

В романе известной новосибирской писательницы «Жизнь Нины Камышиной» есть описание татарской деревни, расположенной на севере Колыванского района, под названием  Юрт-Акбалык.

В романе известной новосибирской писательницы «Жизнь Нины Камышиной» есть описание татарской деревни, расположенной на севере Колыванского района, под названием  Юрт-Акбалык.

           «Всего -то две улицы и проулки, идущие к лесу и к реке; ни деревца, ни кустика, ни палисадника. Кое-где надо пробираться, держась за плетень, а то нырнёшь в грязь. В двух-трёх избах подобротнее наличники окон изукрашены непривычной глазу резьбой из завитушек и полумесяцев». Как попало её описание в роман? Ответ прост. Большая часть романа   написана в этой деревне, на что указывает и надпись под последней строчкой романа : «Новосибирск – Комарово – Юрт-Акбалык 1978-1980гг.»

                      ДРУЖБА СО СТЮАРТ

                Оказалась Елена Ивановна в Юрт -Акбалыке благодаря дружбе с Елизаветой Стюарт ещё задолго до написания романа. Оказывается, со Стюарт они были землячки: детство и юность провели в Томске, даже жили на одной Нечаевской улице, но друг друга в те времена не знали. Вероятно, потому, что пять лет ( а именно настолько Елена Ивановна была моложе) в детстве кажутся огромной разницей. Когда Елена Ивановна была ещё ребёнком, Елизавета Стюарт – барышней. Когда они —

, подружились, Елена Ивановна вспомнила незнакомую барышню , приходившую к ним во двор. Оказывается, это была Елизавета Стюарт. Сближали писательниц не только творческая профессия, но и дворянское происхождение. Оно-то и помешало обеим получить высшее образование: из-за него их не приняли в Томский университет. Поэтому Елена Ивановна смогла закончить только девятилетнюю школу с педагогическим уклоном, а больше нигде не училась.

                                  СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИ И ТВОРЧЕСТВА.

            Родилась Елена Ивановна Коронатова в 1911 году. Её мать закончила знаменитый Смольный институт, отец был офицером, во время русско-японской войны он погиб. Вдову с тремя детьми на руках ждали тяжёлые испытания, выпавшие на долю всех, живших в то время: революция, Гражданская война, послевоенные разруха и голод… Все эти события пришлись на детство будущей писательницы.

       Окончив в 1929 году девятилетку с педагогическим уклоном, она поехала ликвидатором неграмотности в глухую сибирскую деревню, в тридцатые годы учительствовала на Саралинских приисках, потом сотрудничала в газете «Советская Хакассия». После войны несколько лет работала в новосибирской молодёжной газете. В пятидесятые годы в Новосибирске вышла первая книга Коронатовой –   сборник рассказов «На берегу Черёмушки». Тогда же и возник замысел книги, в основе которой   были события её собственной жизни. Вот как она   писала о том, как пробудилось это желание: «Однажды мне попались в руки пожелтелые страницы моего детского дневника, исписанные ещё неуверенным почерком. Одна фраза изумила меня: «Я сижу в роще на краю окопа и пишу дневник»… Какой окоп? Почему в роще окоп? Это в черте города-то? Но я вспомнила: а ведь действительно в роще, примыкавшей к дому, где жила наша семья, были окопы. Их вырыли в годы гражданской войны. Слышала же я в детстве, как жужжали пули за окнами. Впервые я подумала, что детство моё прошло «на  краю окопа». Вот тогда- то и зародилось желание написать книгу «о времени и о себе».

   Но Елена Ивановна, написав две главы, отложила их. Потом к ним вернулась, переписала заново, но снова отложила, поняв, что ещё не имеет достаточного мастерства, чтобы написать роман.

          Вышли в свет сборники рассказов, две пьесы, три романа. Имя   писательницы полюбилось читателям. Её романы и рассказы переиздавались, пьесы ставили новосибирские театры. Казалось бы, счастливая судьба писательницы, чьё творчество востребовано. Но все эти годы, с середины пятидесятых, Елена Ивановна борется с тяжёлой болезнью  -туберкулёзом. Борьба с недугом заставляла ещё совсем молодую женщину долгие месяцы проводить в больницах, а на весну и осень уезжать в Крым: повезёт с путёвкой- в санаторий, нет –   снимает комнату у местных жителей. А в Юрт -Акбалыке, куда она однажды приехала в гости к Елизавете Стюарт, был прекрасный сосново-кедровый бор, исцеляющий лёгочные болезни и приезжавшие туда на  летние месяцы друзья. Так в в жизнь писательницы вошёл Юрт-Акбалык, в котором она тоже стала жить летом.

              ИДЕЯ НАПИСАНИЯ РОМАНА-ЭПОПЕИ

                  В этой деревне вызревала идея написать не просто автобиографический роман, а роман -эпопею. Ведь она была очевидцем самых значительных , эпохальных событий двадцатого века,  а «всякие записки очевидцев , по мнению Достоевского, драгоценность даже кто бы ни был очевидец» .В этом же случае очевидцем была известная писательница, у которой сохранились детские дневники.

          В  пору её детства их было принято писать: дневники писали и её сёстры. Но чтобы восстановить в памяти прожитые годы, колорит того неповторимого времени, писательнице надо было воочию встретиться с городом детства и юности. С этой целью Коронатова едет в Томск. Но родной город   за эти годы стал другим. Может, когда   походишь по знакомым местам, одна и молча, наедине со своей памятью, город отзовётся? Она так и сделала: «И постепенно, исподволь,- вспоминала она,- старый Томск раскрывался передо мной. Я увидела и услышала то, чего уже не было». Ожили знакомые звуки: «благовест-перезвон колоколов», «цоканье копыт по булыжной мостовой», «грохот телег и шуршание рессорных пролёток».

         Это и есть необходимый в художественном произведении воздух эпохи. Но нужно было окунуться в те бурные годы, кое- что восстановить и уточнить. Около десяти лет писательница работала журналисткой, а потому, зная, сколь бесценны газетные приметы времени, обратилась к архивам. И вот она листает пожелтевшие страницы томской газеты «Красное знамя», лихие заголовки которых «призывали, утверждали, яростно обрушивались, высмеивали»: «Революционный держите шаг», «Пасха или Первое мая», «Свадьба без попа».

               РОЛЬ КОМПОЗИЦИИ В ОСМЫСЛЕНИИ ИДЕИ РОМАНА

         Ко времени Октябрьской революции героине, как и писательнице, было шесть лет – возраст, когда ребёнок уже всё понимает и запоминает, а книгу Елена Ивановна писала в последние годы существования этой страны с гордым названием Советский Союз. Человеческая жизнь совпала с жизнью уникальной страны. «Вы никогда не увидите того, что нам довелось», – могла повторить она вслед за поэтом, ставшим, как и она, «свидетелем счастливым»    эпохи становления страны. Если бы книга была просто честным свидетельством того времени, ей бы уже не было цены, но автор взваливает на себя задачу осмысления и роли личности в истории , сравнивая стиль руководства Ленина и Сталина, хоть и без конкретного указания на них. Но не только. Писательницу ещё больше интересует роль государства в формировании личности. С этой точки зрения становится понятной композиция книги, состоящей из двух частей. Первая захватывает дореволюционный шестнадцатый год , а затем события с 1917 по 1929 год. Вторая книга- с 1940года по начало1944. Для писательницы важно не только показать, как изменилась страна за эти десять лет но и ,  сравнив, противопоставить именно эти два периода в жизни страны. Обе части начинаются с  последнего предвоенного года, а затем автор обращается к годам военным .

        Но предвижу возражения читателя. Гражданская война окончилась , а повествование в первой части  – по 1929 год.

            В том-то и дело, что автор считает (и доказывает), что Гражданская война в стране  продолжалась вплоть до окончания коллективизации. Кто и с кем сражается, мы узнаем      в первой части книги, события которой разворачиваются  в городе,  в котором легко угадывается Томск, и в недалёкой от него деревне Лаврушино.

                           ЭКСПОЗИЦИЯ ПЕРВОЙ ЧАСТИ РОМАНА

Начало романа—шестнадцатый год в Томске.

          Шла Первая мировая война, отец Нины – на фронте. Большой семье, в которой жена фронтовика с тремя детьми,   её брат и мать, помогает по хозяйству денщик отца Петренко. ( Он сыграет впоследствии большую роль в жизни Нины).  Семья живёт в шестикомнатной хорошо обставленной квартире, за детьми присматривает няня.

                 Хозяйке дома    служанка подаёт кофе в постель. Молодая женщина ведёт, насколько это возможно в провинциальном городе, светскую жизнь: ездит в театр или в гости. Часто и  у них бывают гости. О войне ни хозяева не говорят, ни гости не вспоминают. Как будто и нет её. Разговоры (завуалированно) –  о революции, песни  –  о страданиях народа. Кроме того,  в доме могут спрятать нелегальную литературу или приютить кого-то неблагонадёжного на несколько дней.

                     ВОЙНА ПОД ОКНАМИ ДОМА

 Революции поначалу были рады.  Но радость быстро сменяется недоумением,  а потом и вовсе страхом. Ведь война подобралась буквально  под окна  прежде мирного и уютного дома:

«Пили чай в столовой. Неожиданно дзинькнуло стекло, что-то чиркнуло над их головами и впилось в дверь…Кто-то тяжело протопал по тротуару. Раздался выстрел.»

            Вот такой помнит героиня романа Нина Камышина   Гражданскую войну. То, что началось дальше: разруха, голод, толпы беженцев из Поволжья, безработица- всё это не следствие, а продолжение войны, официально закончившейся в двадцатом.

                 БЫВАЮТ СТРАННЫЕ СБЛИЖЕНЬЯ

Случалось ли вам, дорогой читатель, ловить себя на мысли, что происходящее с вами сейчас и сию минуту, уже когда-то было? Что-то подобное я испытывала, когда читала первую часть романа. То, что происходило в стране в двадцатых пугающе похоже (даже в деталях) повторилось в уже в нашей жизни в девяностые. «Большое видится на расстоянье»…Двадцать лет после  «девяностых» — достаточное расстояние для того, чтобы осмыслить это время. А до него мы, как и герои романа в шестнадцатом, во второй половине восьмидесятых   продолжали жить беззаботно,  не думая о судьбе страны и её защите. Они пели революционные песни о тех, кто  потом их свергал , а мы ловили по «Радио Свободы»* (Радио Свободы (ООО «Радио Свободная Европа/Радио Свобода» признано иностранным агентом💧)позывные наших ярых врагов, глупо веря в их озабоченность нашей судьбой.

          Отличие только в том, что Советский Союз был сдан без боя, но все девяностые, как в двадцатые  власть  воевала с нами, простыми обывателями, и шла эта война по одинаковому сценарию, в котором и разоренные предприятия, и американизированные школа и медицина, и толпы беженцев, и безработица, и бездомные на свалках, и полное отсутствие средств к существованию у  большинства населения, и разгул преступности, и даже другое название страны с новым гимном и флагом, что символизировало  отрицание прежней страны: в двадцатые – Российской империи, в девяностые – Советского Союза. А разве идея мировой революции не перекликается с идеей глобализации? Только в двадцатые мы должны были себе весь мир подчинить, а в девяностые «подчиниться», приняв законы «цивилизованного» мира…

                  В романе мы видим эту войну с точки зрения таких же как мы, пережившие девяностые, простых обывателей. Теперь мне ,свидетельнице   беспредела девяностых, понятно, почему в период смуты «народ безмолвствует». Он просто в состоянии шока, он просто не может осмыслить происходящее, потому что оно за гранью здравого смысла. Да и в борьбе за физическое выживание не до философских осмыслений.

                    ИЗГОИ ДВАДЦАТЫХ

           Почему-то раньше не думала о том, что после Гражданской войны большинство воевавших против Красных, особенно в таких отдалённых местах, как Сибирь, никуда не уехало. Да и воевало большинство красногвардейцем не за мифическую мировую революцию, а за  «землю и волю»… Идейных коммунистов, мечтающих о мировой революции, упраздняющей нации и религию и даже семью, как ячейку общества, было ведь ничтожно мало. Просто все хотели улучшения жизни, как и мы в восьмидесятые. Надо сказать, что коммунисты были честнее. Они писали лозунги. Но мы-то не видели лозунгов «Да здравствует капитализм!», «Долой Советский Союз!», «Все недра-олигархам!». А революция семнадцатого года совершалась прежде всего ради угнетённых, за бедных. И семья Нины тоже бедным сочувствовала, а потом оказалось, что революция, в которую они так романтично верили, обернулась против них, названных недобитыми буржуями.

                       Семья Нины, будучи дворянской, к  недобитым и относилась. Но стали-то они  самыми угнетёнными. Вот тебе и идея классовой борьбы! Ведь примитивное деление на богатых и бедных оказалось несостоятельным потому, что богатые могут в мгновение ока оказаться бедными. Не просто бедной, а нищей оказалась семья Камышиных. Так значит они угнетённые! Им надо помогать! А их поражали в правах.  Власть   разъясняла населению, что это сословие таким образом получает возмездие за прежнюю сытую жизнь, разжигая в людях не сочувствие к этим бедствующим людям, а ненависть и злорадство. «Пришла, небось, торговать, знаю я её, денщиков имела, на извозчиках каталась! Что, и тебя припёрло? Хватит, попили нашей кровушки»,- зло кричит матери Нины торговка на барахолке, куда Нина с матерью пришли продать вещи, чтобы купить немного муки. Нина не может ходить в школу, потому что мать не в состоянии одеть её на зиму, даже купить валенки. А старшая, Катя, «уходя в школу, брала с собой кусочек хлеба и картошки».

                  Классовый подход делал таких, как Нина, или её знакомый Мика, изгоями без возможности встроиться в новую жизнь. Мика так определяет незавидную свою судьбу:  «Недобитые господа, вообще мы прослойка, коих история отправит на свалку.» Друг Мики экстерном сдал экзамены в университет, но его не приняли из-за происхождения. А  Нине даже не разрешили сдать экзамены, оставив девушку в горьком недоумении :« Дворянское происхождение я не выбирала».

                                        ВОЙНА ПОКОЛЕНИЙ

Описание школы в романе тоже напомнило мне девяностые, время бездумного разрушения советской школы . Разрушали её тоже с лозунгами дать  ученикам демократические свободы, выражавшиеся в отказе от привычных методов обучения и контроля, от школьной формы, от одинаковых для всех предметов и даже от назначенных директором в класс выборе  учителей…В такой обстановке, когда на все разумные учительские требования ученики стали отвечать «не имеете права», работать в школе стало просто невозможно.

           Настоящая война между учениками и учителями (их звали тогда шкрабами) показана автором по школе, в которой училась героиня. Сила в этой войне была на стороне учеников, потому что во главе школы стоял не педсовет, а ученический комитет. Учителя, прежде работавшие в гимназиях, сопротивлялись американским методикам, внедрённым в советскую школу. Но всегда находился такой ученик, как Нинин одноклассник Корольков,   бдительно следящий за выполнением нововведений и докладывающий кому надо об их нарушении.

      Поэтому независимо от своих убеждений «шкрабы» обязаны были    проповедовать на уроках и во внеклассной работе атеизм . Верующие ученики преследовались. Корольков специально ходил в церковь, выслеживая там учеников, а когда выследил Нину, поставил вопрос на собрании об её поведении.

         Поэтому совсем не удивительно, что ученики, воспитанные школой атеистами, спорили о боге с родителями. Вопрос веры стал причиной раскола, войны детей с родителями в семьях. Нина с сестрой без спроса вынесли бабушкины иконы в кладовку. И бабушке пришлось смириться.

                     Неуважение , обвинение  в отсталости, в цеплянии за прежние моральные нормы – всё это в полной мере пришлось хлебнуть и нам, родителям  «девяностых».

                    МЫ СВОЙ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ

              Между тем власти, столь ревностно следящие за поведением граждан, со своими обязанностями не справлялись, не умея обеспечить тех ни работой, ни продовольствием.( То же самое происходило в девяностые).

                        Положение в разы ухудшилось, когда город буквально оказался наводнён голодающими с Поволжья. (А мы помним, как в «девяностые» Новосибирск был наводнён таджиками, бежавшими от войны).

            О катастрофической ситуации в городе вынуждены были писать газеты:   «По декабрь в нашу губернию прибыло с Поволжья семнадцать тысяч беженцев».

           Лида, тётя Нины, рассказывала своим родственникам: «К моей хозяйке с Поволжья приехала сестра с ребёнком. У неё умерли с голоду муж и двое детей».

            Но помощи ни в расселении, ни в обеспечении работой власти беженцам не оказывали, предоставив им свободу как -нибудь выживать или умирать.

         А в городе и местные голодали… Девочки Камышины осенью ходили искать на убранных уже огородах картошку. «Они принялись руками разрывать землю. От холода немели пальцы. После долгих усилий нашли пять картофелин.» ,  Когда ели, найдя на огороде репу, сошлись во мнении, что она намного слаще яблок, потому что вкуса яблок уже не помнили.  Они ездили за водой на ключик за два квартала, потому что водоразборная будка не работала. Им приходилось стоять в длинной очереди возле тюрьмы, куда свозили обывателей, пытавшихся роптать на существующие порядки.

       Ещё больше очередь была(по сведениям газет – 3235 человек) на бирже труда. Владельцев фабрик и заводов разогнали: работники, в том числе и пролетарии, остались без работы. «Сколько бедствий принесла революция,-украдкой вздыхала бабушка,- и больше всего страдают дети».

           Но руководство страны, как и в девяностые годы, мало волновало   создавшееся бедственное положение. Это доказывали публикации газет. В них не было   анализа создавшейся критической обстановки в городе.  Они предлагали пожалеть никому не ведомых Сакко и Ванцетти, казнённых на электрическом стуле в чужой, тоже никому не ведомой стране. По всей стране их именами назывались улицы…

                В газетах рассказывали о том, как в санатории Сочи прибыла первая партия больных немецких рабочих, призывали помочь и ревельским рабочим,   а рядом, в своём городе, не видели  чрезвычайно бедственное положение тех же беженцев с Поволжья. Как они выживали? Велика ли смертность среди них? Почему в городе так много беспризорников? Почему так выросла преступность? Никаких статей на эти темы в газетах не было, как не было и   сочувствия к обездоленным.

          Ни властям, ни рупору властей – газете не было дела до того, как ужасно живут тут, рядом, свои дети, оставшиеся без родителей. Совершенно случайно увидела их жизнь Нина: « В нос шибануло застоявшейся мочой…Окна забиты фанерой. Топчаны-один к одному, без проходов.  На топчанах тряпьё. Кто-то хрипло дышит. Тут же спят и здоровые.» Только неравнодушие девочки, добившейся публикации её заметки  в газете, как- то помогло повлиять на ситуацию. Как же так получилось? Ведь были же во власти люди, обязанные контролировать положение дел в детских заведениях! Да и вообще навести порядок в собственной стране! План разрушения Российской империи  у них был продуман до мелочей, а как же со строительством нового мира? По роману Коронатовой мы видим, что плана такого не было, т. к. действия властей хаотичны, а порядок создаётся диктатурой.

            Зададим себе вопрос: а могли ли пришедшие к власти  стать хорошими хозяйственниками, сменив на службе «бывших»? Ведь они были революционерами, т. е. разрушителями. Пропаганда, создание кружков, террористические акции, чтение нелегальной литературы –  всё это служило подрыву существующего строя. И это они умели делать хорошо. Но кто из них занимал серьёзные посты в этом бывшем обществе? Кто умел руководить заводом, фабрикой, департаментом, университетом?

            Даже высшие учебные заведения большинство из них, увлёкшись революцией, так и не закончили, как например «вечный» студент Трофимов из пьесы А. П. Чехова «Вишнёвый сад». Тот тоже красиво и вдохновенно умел говорить и звать к новой жизни, обещая чудесные сады, но в обыденной-то был человеком совершенно беспомощным. Да, простую обыденную жизнь они знали плохо, потому что свою проводили    кто в эмиграции, кто в ссылке  или в тюрьме. Вы знаете, что поразило меня в книге В. Г. Короленко «История моего современника», в которой он  рассказывает о своих скитаниях по ссылкам и тюрьмам? В конце каждого срока он как будто намеренно, словно боясь сменить привычное на незнакомое,  совершал проступок, чтобы пойти на другой срок.

     Уже совершив революцию, они  больше думали, будучи интернационалистами, о мировой революции, чем о насущных проблемах быта. Вот почему такое внимание уделяли угнетённым рабочим из Ревеля… Но одновременно с разработкой планов мировой революции этим  теоретикам  срочно пришлось заниматься  практикой,  такой практикой, у которой не было образца. Потому наверху   часто принимали ошибочные решения.

             Но внизу-то эти их ошибочные решения некому было поправить! Во-первых, исполнители были окончательно сбиты с толку взаимоисключающими приказами, что сыпались безостановочно сверху. Во- вторых, они панически боялись своих начальников. В-третьих, их же время от времени подвергали чистке. И если бы кто из подчинённых усомнился в действиях властей и сказал об этом прямо, его бы обвинили в контрреволюционности. Оставалось слепо доверять и слепо исполнять приказы вышестоящего начальства.

         В двадцатые слепых исполнителей , судя по бедственному положению на местах, было большинство. Такова Анфиса, председатель женсовета. Гордясь своей должностью, она испытывает к обездоленным обывателям классовое злорадство. Истово, не раздумывая, она выполняет спущенные сверху приказы: уничтожить, вычистить… Как будто речь идёт о насекомых, а не о людях. Её муж Петренко, чекист,   объясняет её рвение  «невеликой грамотёшкой». «Когда ничего не смыслишь, то и вопросов нет».

                           ПОЛИТИКА ВЛАСТЕЙ В ДЕРЕВНЕ         

             Вот такие как Анфиса, и занимались раскулачиванием в деревне, никогда эту деревню в глаза не видя.

         Мне не даёт покоя следующее соображение: откуда могли за несколько лет, что прошли после Гражданской войны, появиться в деревне богатеи? Ведь в Гражданскую свирепствовала продразверстка! Деревня к 29 году жила куда беднее города.  Это было понятно даже   юной и наивной девушке Нине Камышиной, приехавшей в деревню Лаврушино ликвидировать безграмотность.

        «Разные избы в деревне. Пятистенные – добротные, сияют бревенчатыми боками. Больше изб так себе, через пень-колоду. Есть и  никудышные, они глядят на улицу из-под прохудившихся крыш оконцами -бельмами. Вся обстановка в таких состоит из грубо сколоченного стола, некрашеных лавок вдоль стен, полатей и неизменной прялки со встрёпанной куделью».
       Конечно, деревня нуждается в просвещении, делает вывод Нина, ведь крестьяне «живут в грязи ( чуть ли не в каждом доме на вонючей подстилке либо телёнок, либо овца).Даже молодые не прочли ни одной книжки, не имеют понятия о кино, нет электричества, заедают вши и клопы».

          Но такое положение деревни — следствие  опустошительных, непрекращающихся войн: германской, гражданской! Типичной была судьба одинокой  крестьянки Леонтьихи: «Мужика моего беляки в гражданскую шашками порубали…Три сына в германскую голову сложили, два – в гражданскую, ну а остальные-то…все в одночасье померли, что ни день – домовину готовь. Шесть душ тиф покосил». Из одиннадцати её детей не осталось за  пятнадцать лет –  совсем небольшой промежуток по времени –  ни одного!

            Крестьяне  пожаловались Нине на свою жизнь, но ничего не говорили о государстве, боясь даже эту молоденькую девушку.

                     Потому что запросто могли получить ярлык: заступишься за более-менее зажиточного крестьянина, получившего клеймо кулака, вот ты уже подкулачник, возмутишься порядками – саботажник! 

              А ярлык кулака на более- менее зажиточных крестьян давал повод и право их раскулачивать,т. е. лишать нажитого. Такое отношение к   крестьянам, как к врагам Советской власти, вбивалось в головы молодёжи, жизни не знающей. Когда Василий Медведев, хозяин справного дома, угощает  Нину, её обжигает мысль: «А вдруг он – кулак? А она сидит и пьёт с кулаком чай – только подумать! Как стыдно! Так влипнуть! Сразу перед беднотой политически неграмотной себя показала.»

        Представление спускавших циркуляры о раскулачивании советских чиновников было ( как у    Нины) представлением городского человека о крестьянах, как о тёмной, забитой категории людей. А ведь в сибирских условиях вести хозяйство – это обладать таким комплексом знаний и умений, какие и не снились смотрящим на них свысока и решающим их судьбу чиновникам. А если бы они поближе познакомились с теми, кого заклеймили кулаками, то, как и героиня романа, услышали бы такую историю их благополучия : « Почто я так живу? Да потому, что отродясь лени не знавал. Встаю – заря ещё зорюет, ложусь, почитай, последний на деревне. На пустом месте строился. Тайгу корчевал. Тайга богатейшая – руки к ней приложи – одарит». И этот человек не против Советской власти, а, наоборот, считает: « сроду мужик жил, как медведь в берлоге, а Советская власть ему свет показала». А ведь такой сознательный крестьянин только благодаря влиятельному знакомому Нины чекисту Петренко остался в деревне.

           Даже наивной девушке    Нине хватило одной беседы с ним, чтобы понять: никакой он не враг, а просто работящий.  Но рубили сплеча, объявив войну крестьянам и расправляясь с ними по-военному скоро, выполняя план по раскулачиванию, спускаемый сверху. А для разъяснения политики партии высылали в деревню молодёжные десанты. Одни, как Нина, ликвидировали безграмотность (  все с кем беседует Нина, согласны учиться сами и учить детей), другие приезжали в составе просветительской группы на собрание, третьи  – селькорами, четвёртые организовывали ячейки «Союза воинствующих безбожников», пятых посылали изымать так называемые хлебные излишки.

                    
         В деревню ехали самые сознательные, самые лучшие комсомольцы. Чиновники прекрасно знали, как опасны эти поездки, но не жалели свои лучшие кадры. Много комсомольцев погибло. В газетах часто писали о погибших комсомольцах, например, о друге Нины Викторе Зотове, погибшем при отнимании хлебных «излишков».   Но именно они, эти молодые и дерзкие, были основателями нового отношения к порученному делу. Их, презирающих материальные блага, невозможно было подкупить. Они были неспособны на подлость и подковёрные игры, выстраивая карьеру. Это из них потом ковались руководители нового типа. Такой была и героиня романа Нина.

                               Никто не уполномочивал ликвидатора безграмотности Камышину открывать школу, ведь её послали организовать ликбез, но видя стремление деревенских детей к знаниям , она по собственной инициативе, открыв  школу,  работает там учителем  бесплатно. А когда, заболев, возвращается в город, то  скучает в конторе по деревне, по работе с детьми.

           А между тем  в стране наступает новое время, время перелома, когда такие как Нина становятся нужны государству.

                                       НОВЫЙ КУРС, НОВЫЕ ЦЕЛИ

                   Правительство тех лет уже ставит перед населением конкретные цели по восстановлению страны   и развитию её как индустриальной державы. И люди с энтузиазмом воспринимают понятные    задачи. Потому что они совпадают с вековыми представлениями русского народа о том, чему надо посвятить свою жизнь. Вот как писал об этой особенности русского народа философ Ф. Гегель: «Русские люди добросовестно трудятся, если в обществе есть нравственная идея, праведная цель». А именно такая праведная цель и была поставлена перед народом. Мы видим, как изменился, поверив в себя, ещё недавно растерянный, перебивающийся мелкими подработками Николай,   дядя  Нины. Ведь его пригласили  работать по специальности – геологом.  Нина, встретившаяся с дядей перед его отъездом в экспедицию, видит его воспрянувшим, одухотворённым человеком. Таким его делает понимание крайней важности, необходимости   его работы. Нина тоже хочет делать важное, полезное   для страны дело и потому уезжает в далёкую деревню Варнаки, чтобы открыть там школу.

        И Натка, её сестра,   не хочет оставаться в стороне от грандиозных дел, намечающихся в государстве: она собирается выучиться на токаря в ФЗУ, чтобы работать на заводе.  Комсомольцы уезжают на строительство Кузбасса. Их не смущает, что орудиями их труда будут кайло и лопата. Они объясняют Петренко:  « В Гражданскую было посложнее, но ведь вы выдюжили, не дрогнем и мы».

          После страшных лет разрухи, эпидемий, но, главное, невнятности действий власти, мечтающей о мировой революции, но не сумевшей наладить элементарный порядок в своей стране, настало время конкретных, понятных населению планов её восстановления и развития , что вызвало небывалый подъём энтузиазма. И не последнюю роль в этом подъёме сыграла пресса, которая уже не клеймила, а призывала, настраивала на позитивный лад, рассказывала о передовиках производства.  Так семья Камышиных получает   газету, где помещена фотография Натки с рассказом об её ударном труде токарем.

         «ВЕЧНЫЕ ФОРМЫ ОТНИМАЮТСЯ ТОЛЬКО С СЕРДЦЕМ И ГОЛОВОЙ»

             Что же изменилось? Люди или отношение к ним властей? Как оказалось, легче было одолеть, по мнению поэта Маяковского «Врангеля» чем «обывательский быт». Да потому что быт нельзя изменить в одночасье, сказав населению: живите по- новому. Потому что население  – это просто народ  в данный период. Это только представители многих поколений русского народа с сформировавшимся мировоззрением, привычками, национальным генотипом. Это хорошо понимали наши классики, например А. С. Грибоедов, который предупреждал декабристов, что те не смогут изменить устоявшийся быт. История сохранила его ироническую фразу, которую он часто повторял, смеясь: «Сто человек прапорщиков хотят изменить весь государственный быт в России».

            Оказалось, что не только декабристы были «страшно далеки от народа», но и их последователи с идеей мировой революции. Простым людям, т. е. обывателям, она была не просто непонятна, но и, говоря откровенно, казалась бредовой (как и нам сейчас кажется.) В романе мы видим, что люди старались продолжать жить, несмотря на все катаклизмы, случившиеся со страной, по прежним устоям, цепляясь за них, как за спасительную соломинку: тайком справляли религиозные праздники, тайком читали запрещённые властью книги любимых писателей, тайком собирались, как и прежде, на вечеринки. Такое поведение  старшего поколения раздражало молодёжь (например, сестёр Камышиных), как  раздражало поэта Маяковского, боявшегося, что быт «побьёт» коммунизм. А вот поэт Блок  в этом свойстве людей видел будущее спасение страны от гибели. В самом страшном 1918 году он писал в статье  «Интеллигенция и революция»: «Не бойтесь разрушения кремлей, дворцов, картин, книг. Беречь их для народа надо; но, потеряв их, народ не всё потеряет. Дворец разрушаемый – не дворец. Кремль, стираемый с лица земли, – не кремль. Царь, сам свалившийся с престола, – не царь. Кремли у нас в сердце, цари – в голове. Вечные формы, нам открывшиеся, отнимаются только с сердцем и с головой.» Поэт здесь в свойственной для него образной форме говорит о том, что никуда нашему народу ни деться от имперского мышления, от гордости за то, что живёт он в самой большой стране мира, в которой, как раз благодаря её огромности, возможен только батюшка- царь,(как бы он не назывался) пекущийся о мощи страны и о благосостоянии граждан, для которых он отец.

            А ведь Сталина так и называли – отец народов. В середине двадцатых, объявив о возможности и способности построения социализма в одной стране, он вернул своим гражданам  почву под ногами, а курс на индустриализацию выявил нужность и необходимость квалифицированных  кадров… Отыскивать отринутых «бывших», приглашать «спецов» из-за границы, но, главное, растить своих— стало первоочередной задачей государства. Бывшие «массы», безымянные «колёсики и винтики», безжалостно бросаемые в топку революции, стали нужными, необходимыми государству кадрами, которые «решают всё».

КАК КОВАЛИСЬ КАДРЫ

 А в том, как «ковались» эти кадры, мы видим главное отличие принципов построения советского общества от российского. Давайте вспомним несчастного Акакия Акакиевича из повести Н. В. Гоголя «Шинель».Почему его все обижали? Не только и не столько из-за бедности его. А из-за поведения жертвы. Жертвы провоцируют появление тиранов. Ведь как только у Акакия Акакиевича появилось самоуважение по причине того, что он, поставив цель сшить шинель, добивается её, так меняется к нему отношение сослуживцев. Но цель эта частная: лишившись шинели, Акакий Акакиевич сразу опять превращается в жертву. У него нет и не могло быть в Российском государстве благой всеобъемлющей цели служения народу, государству и даже человечеству. И не потому, что от него мало что зависело. Ведь обретая силу,  он может только  также отнимать, срывать шинели, как сорвали с него. А став   выше значительного лица, может только погрозить ему пальцем, как грозили ему. Порочный круг замыкается.

         Так строилась иерархия   чиновников в России. Она строилась на страхе (а тот, кто боится, всегда жертва) перед вышестоящим лицом. Поэтому и уходили пассионарии в революцию, чтобы, служа высшей цели,   выполнить свою миссию на земле. А ведь Акакию Акакиевичу было чем гордиться помимо шинели: ведь он любил свою работу, даже наслаждение испытывал, любя свои буковки и выписывая их тщательно и красиво. Но никто не обращал внимания на его хорошую работу, потому что не она была во главе угла, а карьера.

Но советская власть с середины двадцатых не на карьеру ориентирует своих граждан, а на ударный труд в любом доверенном   государством деле.

«Нынче всякий труд в почёте, где какой ни есть, человеку по работе воздаётся честь!»-    вот лозунг того времени, сохранившийся в стране вплоть до перестройки.

 Отныне кем бы ты ни был, какую бы самую маленькую должность ты ни занимал, ты достоин уважения и поощрения, если трудишься хорошо, ведь труд твой—частичка общего труда в общенародном деле строительства социализма! Только служение Отчизне, только высокая цель  формирует личность

           Поэтому у героев романа в жизни происходит перелом.  Ни одного из них мы уже не сможем назвать ни маленьким человеком, ни изгоем. Они служат не начальству, а стране, где на любом месте хорошо работающий человек заслуживает поощрения. Так Акакий Акакиевич вполне , живя в эти годы, мог  быть награждённым званием мастера каллиграфии,  а ещё его могли поощрить премией –  отрезом драпа на новое пальто!

                      ПЕРЕЛОМНОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ, НЕ ВОШЕДШЕЕ В РОМАН

     О десятилетии, произошедшем между частями романа,  мы узнаем из отрывочных воспоминаний героев во второй части. Не всё в них мажорно…  О голоде тридцатого года свидетельствует воспоминание   Нины о том, как она с голодухи набросилась на повидло (хлеба не было) в общежитии у Натки, а потом много лет не могла на него смотреть. О предательстве жены, написавшей на него донос, рассказывает в бреду болезни репрессированный в те годы Петренко. Люди не любят вспоминать плохое, но оно, конечно, было в их судьбе в это сложное во всех смыслах десятилетие. Да как оно могло быть простым? Ведь  государство  практически повернуло курс на 180 градусов, объявив о строительстве социализма в отдельно взятой стране. Как это решение могли воспринять те, кто в Гражданскую сражался за мировую революцию? Взяться за оружие. А могла ли страна вынести ещё одну кровопролитную войну, ещё не оправившись от недавней? Лучше было такие горячие головы изолировать.

        Да,  поэтому был ГУЛАГ, но не было новой гражданской войны. Да, это было время с перегибами, с ошибками, но это было время формирования совершенно нового в истории человечества государства, в котором уже не отрицался опыт Российской империи: он стал фундаментом начавшихся в стране реформ.

              Вот чего Сталину не могут простить по сей день наши западные «партнёры», вот почему уже много лет продолжается кампания по очернению его имени, а не Ленина .Ведь сколько стран было разрушено ими уже на наших глазах .И не одна из них не смогла  после привнесённых им демократических преобразований восстановиться. Начало этим технологиям разрушения стран было положено в   1917 году в России. Тогда они были уверены, что дни нашей страны сочтены. А она возродилась из пепла менее чем за десять лет, став великой промышленной державой.

                                     ОСЁЛ НЕРЕДКО ТОПЧЕТ САМЫЙ КРАСИВЫЙ ЦВЕТОК

               О том, что страна смогла восстановиться, свидетельствуют в самом начале второй части слова  Натки, приехавшей к Нине в гости в «небольшой городок в Восточной Сибири»: «Да, живёшь ты, как барыня: двухкомнатная квартира, муж – ИТР, домработница. Даже дома носишь нарядные платья»…Т. е. практически в материальном плане живёт героиня романа не хуже, чем её мать в 1916 году. Такое материальное положение семьи рядового инженера говорит о том, что страна, остро нуждавшаяся в это десятилетие великих строек в кадрах, научилась их ценить, стараясь создать им хорошие условия.

         Только этот инженер в семье настоящий узурпатор. А ещё мещанин, хотя профессия у него овеяна романтикой: он геолог. Но не нахождение новых золотых жил – смысл и цель его жизни, а обогащение, комфорт. Отношения  с женой – отношения тирана и жертвы.

Сначала кажется непонятным, почему жена вызывает у этого человека такое раздражение. Ведь она полностью подчиняется ему! Да потому, что противоположности они. И это глубинная противоположность. Ну не может он простить жене её благородства, её одарённости! К жене-учительнице тянутся родители и ученики? Гордиться бы, а он из-за этого запрещает ей работать в школе. Ведь к нему коллеги так не относятся!. Все его поступки направлены на формирование у Нины комплекса неполноценности, неуверенности в себе. Такое  поведение хорошо понимал Г. Х. Андерсен, у которого практически во всех сказках похожий конфликт: «Над благородными или одарёнными людьми потому так часто насмехаются, что окружающие не в состоянии понять своеобразие человека или преобладание в нём добра. Осёл нередко топчет самый красивый цветок, человек – сердце своего собрата»…

               Даже в Библии читаем про парадоксальное: самые близкие, самые родные люди могут быть самыми главными нашими врагами. Нина и её муж Вадим противоположны по самой главной системе отличий . Благородные и подлые, мещане и граждане, романтики и циники

     Ни классы, ни нации, ни бедность- богатство не разделяют так людей, как эта принадлежность. Человек может приспосабливаться, как Нина, жить мещанскими интересами мужа, потакать ему во всём, но ощущать себя при этом несчастной, потому что живёт не своей жизнью, а приспосабливается:   ради материального достатка, ради полной семьи  терпит все  унижения вплоть до побоев. Была бы она барыней из прежней России, то всю жизнь   смирялась бы и терпела. И уйти бы не смогла от мужа: жена не имела вида на жительство. И никого, тем более власть, её судьба бы не заинтересовала. А вот советскую власть (чего не могло быть и в двадцатые годы) заинтересовала.                

                            РОЛЬ ГОСУДАРСТВА В СТАНОВЛЕНИИ ЛИЧНОСТИ

 Да разве в двадцатые додумалась бы соседка Нины написать о   бедственном положении Нины в газету, прося заступиться? Значит, другой стала пресса, если к ней обращаются, ища защиты.

            Вы когда-нибудь задумывались над тем, почему в девяностые власть не только не боролась с пьянством, наркоманией, игроманией, но и , как казалось, поощряла их, стараясь сделать общество больным? Да потому, что здоровым обществом тяжело манипулировать. Манипуляторам и нужны просто потребители: спиртного, наркотиков и т. д., ведь зависимые деньги платят исправно, и, главное, не поинтересуются такие потребители: куда идут народные деньги,  где всё народное богатство?

          В годы строительства социализма   государство было заинтересовано в здоровом обществе, обществе не рабов, а личностей.

              Автор романа показывает, как   редактор местной газеты помогла жертве домашнего насилия стать личностью, найти своё призвание.

        Редактор Платонова не только беседует с Ниной, но, понимая, что той надо становиться на ноги, предлагает ей, бывшей учительнице,   написать статью  про учительницу со стопроцентной успеваемостью. И хотя статья не была напечатана, редактору понравилась независимость, самостоятельность суждений Нины, считавшей, что отношения между учениками и учителями должны быть  похожи на отношение семейные. Так она интуитивно нащупывает ту самую  «мысль семейную», которая потому так Льва Николаевича Толстого волновала, что в ней он видел особость нашей нации. Только тогда   будет комфортно в коллективе ученику ли, рабочему, служащему, когда отношения в нём будут складываться душевные, семейные. Так по- семейному, а не формально ведет себя Платонова, которая уже в первую встречу   отнеслась к молодой женщине по-матерински, сказав : «Я тебе худо не сделаю». А потом, разобравшись с ситуацией, тоже по-матерински посоветовала: «В наше время женщина должна работать. Всякие превратности в жизни бывают». А ещё похвалила её слог.

 С этого разговора «если у Нины выдавалась свободная минута, она садилась к столу писать. Свои писания назвала «Сцены из жизни».

          Так началось становление Нины: становление журналиста, становление сильной женщины, способной самой строить свою жизнь. Оно происходит под опекой Платоновой.  Та постоянно её поддерживает, помогает «стать на ноги». Совпало это становление Нины с войной, самым тяжким испытанием для страны,  напрягавшей уже с её первого дня   все силы, задействовавшей все ресурсы в борьбе за победу.

                                КАК В СИБИРИ КОВАЛАСЬ ПОБЕДА

         А ковалась Победа не только самоотверженным подвигом армии. Когда наши либералы, пытаясь принизить, а то и свести на нет роль правительства, а в частности роль Сталина в этой великой победе, говорят, что  была она завоёвана только благодаря храбрости и самоотверженности простых бойцов, мне становится смешно .Ведь кому-то надо было организовать эту махину. Вывезти из оккупированной территории, а потом разместить беженцев, заводы, фабрики. Организовать бесперебойную доставку на фронт оружия, продовольствия. Довезти до глубокого тыла раненых, развернув там госпитали.
              Елена Ивановна  во второй части своей книги показала  трудовой подвиг сибиряков, рассказав о Карагалинских приисках, глухом месте Восточной Сибири, где в годы войны жила сама Коронатова.

                           ПЕРЕОЦЕНКА ЦЕННОСТЕЙ

            Мы видим, как «злые беспощадные ветры войны, задели своим жестоким крылом и жителей небольшого городка, затерявшегося в горах и лесах Восточной Сибири». В этом глубоком тылу были все её приметы : и эвакуация, и голод, и тяжёлый труд. Те же приметы были и в Томске двадцатых, описанном в первой части романа. Автор намеренно параллельно показывает их, чтобы мы увидели разницу, сравнивая.

           Если о  беженцах Поволжья  власти совершенно не заботились, то эвакуированных осенью сорок первого года  в городке встретили, отвели на постой, дали подводы, чтобы увезти дальше в сёла, где обеспечили работой. Организованно раздали  вещи, собрать которые   поручили организациям. (  Нине от женсовета поручили собрать постельное бельё для эвакуированного госпиталя).

       В это тревожное время   происходит в  мировоззрении героини происходит переоценка ценностей.
 Отношение к вещам: «Любить вещи можно было в той, другой жизни. До войны. А теперь они, эти вещи, – когда погибали целые города, когда люди, те, кто оставался в живых, лишались крова – теперь вещи казались такими пустяками. Даже как-то стыдно было иметь много вещей». 

             Отношение к религии. Она, когда-то выбросившая иконы бабушки,    понимает, что вера в бога помогает людям пережить это страшное время. Поэтому не осуждает соседку, у которой был на фронте сын, за иконы в комнате. И подружку по детству хорошо понимает, когда та признаётся, что в церкви ставит свечки за  здравие мужа-фронтовика.

                                СТАНОВЛЕНИЕ ЖУРНАЛИСТА

                 Эвакуировали в Сибирь не только людей, но огромные предприятия, музеи, научные институты, театры, госпитали. А ведь для них не было свободных домов. Поэтому Золототрест, предприятие, где работал муж Нины, тоже эвакуировали, дав семьям на сборы 24 часа. О   быстроте действий властей говорит следующий  факт: семьи ещё с узлами сидели на вокзале, а уже к станции «подошёл поезд, непривычно тихий» в котором был эвакуированный госпиталь. Его собирались разместить в принадлежащих Золотосибу зданиях… «И всё как-то сразу изменилось:.мирный заштатный городишко, затерянный в далёком тылу, перестал быть мирным. Неровный стук костылей по тротуару – словно удары по сердцу. В него ворвалось жёсткое и жестокое дыхание войны». Описание этого события стало первой заметкой Нины в газету.

                Следующее задание от редактора Нина получает, уже живя на прииске: «Напишешь, как у нас в области приняли ленинградских детей. Газету с твоим очерком пошлём на ленинградское радио».

         Нина в юности уже писала заметку о никому не нужных беспризорниках , тут же она увидела, как ещё до подхода состава с детьми «к станции уже потянулись жители посёлка. Они всего нанесли для блокадных детей: ягод, орехов, овощей, молока». В посёлке их уже ждала переоборудованная и побеленная руками женщин посёлка школа.

                Во время войны Нина сполна испытала тяжесть крестьянского   труда: отдалённый прииск ничем от деревни не отличался. Возила дрова  на телеге из тайги. Завела и научилась доить корову.  Разработала и посадила огород.  Внимание к людям, и ещё то, что она, горожанка, не чуралась деревенской работы, расположило к ней местных жителей. Уже как человеку, имеющему отношение к газете, обращались они, ища защиту от произвола местных властей.

             Однажды к ней пришли две девушки с жалобой на поведение начальства: «Хотим продёрнуть Соркина, начальника Золотопродснаба. Берёт всё бесплатно в столовой, приставал к бывшей заведующей Нюре. За то, что была против его ухаживаний, попала она на лесозаготовки». Нина, всё проверив, написала гневную статью в газету, хотя понимала всю опасность этого шага для самой себя: ведь она тоже зависела от начальства. Управляющий прииском Воловин был просто взбешен: «Что это вы за пасквиль написали?» —  кричал он ей, тряся газетой.

         Впоследствии же, увидев умение Нины подмечать беспорядки, попросил обращаться сначала к нему, не перешагивая через голову.

                А чтобы защитить от ложного обвинения врача прииска, в детстве соседку по двору , Нина не побоялась проделать полный опасностей через тайгу и горы   путь в город и обратно: ведь по тем крутым временам Гране светил срок в тюрьме.

        Тогда туда попадали и по самым незначительным провинностям. Взять хотя бы печально известный срок «за колоски»…Страшные последствия этой статьи увидела Нина в одной избе в местном совхозе, куда приехала собирать материал об уборке урожая. В доме полно маленьких детей, а из взрослых –  только немощная старуха, рассказавшая ей, почему они на ней : «Сын с немцами воюет, а невестку забрали. Срок отбывает…За колоски. Детей не пожалели, а их полная изба».

      В поле же, собираясь поговорить  с трактористкой, вдруг увидела страшный испуг на её лице. Оказывается, та в это время пыталась спрятать от неё узелок с колосками. «Не сказывай! С земли собирала. Всё едино втопчут. Детишки третий день не жрамши». Как же поступает Нина? Она не только не выдаёт женщину, а помогает узелок перепрятать: ведь на поле был и начальник милиции. «Нина взяла узелок и запихнула его в портфельчик. Мелькнула трусливая мысль: соучастница. Но она тут же отбросила эту мысль.»

          Но и начальник милиции сделал вид, что ничего не заметил. Так мы видим в романе новый тип руководителя, думающего не о букве закона, а о людях, нуждающихся в его защите.

       Заботясь о правдивости и достоверности написанного,   Нина, чтобы написать о женщинах, работающих в шахте, сама туда спускается, а, готовя очерк о работающих на раскорчёвке леса, сама устраивается работать лесорубом. Она обязана написать о них не просто заметку, а полноценный очерк: «Другие-то должны знать об их подвиге».

         Писала две ночи подряд. Сначала ничего не получалось «Всё расползалось. Скучные бесцветные строчки. Люди – безликие тени. На третьи сутки все исписанные, исчёрканные листочки сожгла в печке. Ночью, мучаясь от бессонницы,   вспомнила про ночь в бараке. Вот с этого и начну.»

            Когда же появились эти первые строчки, работа закипела, слова приходили сами. И вот победа. Нина получает из города телеграмму «Поздравляем полноценным очерком. Днях публикуем. Гонорар высылаем». 

         Очерк печатают в газете, а её приглашают в штат. Перед нами   уже не жертва, затурканная мужем, а сильная самостоятельная женщина, настолько самостоятельная, что не побоялась в разгар войны расстаться наконец с духовно чуждым для неё человеком, оставшись   одна с двумя маленькими детьми.  А что же её муж? Чем сильнее, самостоятельнее становилась Нина, тем более скатывался её муж в депрессию, в страх перед жизнью. Всё вокруг было ему чуждо, непонятно, не стыковывалось с его представлениями. И это неудивительно .Не для таких, как он, строилась страна. 

        И хотя в последних главах романа в жизни героини  происходит трагедия: гибель на фронте её любимого человека, но как на войне, (шёл 1944 год)так и  в жизни героини происходит коренной перелом: и армия, и эта сильная женщина научились побеждать. Поэтому концовка романа звучит оптимистично.

            ГОСУДАРСТВО И АНТИГОСУДАРСТВО

             В восьмидесятые (роман Коронатовой уже был напечатан) у меня была возможность слушать лекции новосибирских политологов на курсах пропагандистов. Как и писательница, они противопоставляли периоды нашей истории, связанные с именами Ленина и Сталина.  Очерняя Сталина и всё, что связано с его именем, призывали они, взмахнув по-ленински рукой  (даже жест у этих пропагандистов- политологов был одинаков) вернуться к ленинским идеям, к ленинским свершениям. «К Ленину, к Ленину»,-заклинали они. И в их интерпретации всё, связанное с именем вождя, покрывалось этаким романтическим флёром. По их словам выходило, что именно Сталин разрушил все начинания, все дарованные революцией свободы…Вместо того, чтобы продолжить ленинские начинания, Сталин, по их мнению, пойдя по пути укрепления государства, уничтожил их…В этих своих представлениях они были учениками» шестидесятников, называвших себя советскими «ленинского призыва и «советскими антисталинистами». Революцию и Гражданскую войну они романтизировали, противопоставляя революционное время всему последующему «Стоит мне произнести «советская власть», как я тут же представляю себе революцию – взятие Зимнего, тарахтенье пулемётных тачанок, осьмушку хлеба, оборону красного Питера». – писал пламенный шестидесятник Синявский, для которого на волне просто ощущений, (он так и пишет «эмоционально») «советская власть» и «социалистическое государство»  разные вещи. А потому он и его друзья-шестидесятники мечтают о новой революции, как о некоем эмоциональном всплеске, не задумываясь, как отразится она на жизни миллионов людей. Собираясь её совершать, они, как и их предшественник Базаров, шестидесятник 19 века, планировавший только «место расчистить», тоже не имели плана построения государства. Такое легкомыслие диссидентов стало причиной отхода от них литературного критика Вадима Кожинова: «Когда я начал спрашивать у людей этого круга, чего они, собственно хотят, когда придут к власти, то всякий раз слышал в ответ что-то совершенно неопределённое, или откровенную ерунду».
       Борис Слуцкий в стихотворении, написанном   во время этого движения шестидесятников (1969 год), видит общую историческую закономерность: разрушителей (антигосударсвенников) должны обязательно сменить созидатели (государственники), а если этого не происходит, гибель неминуема. Сколько погибло по этой причине государств, сколько распалось империй. И как повезло тем государствам, в которых находились сильные личности, способные остановить хаос разрушения, повернув на вектор созидания:

У государства есть закон,

Который гражданам знаком.

У антигосударства

Не знает правил паства.

Держава, подданных держа,

Диктует им порядки,

Но нет чернил у мятежа,

У бунта нет тетрадки.

Когда берёт бумагу бунт,

Когда перо хватает,

Уже одет он и обут И юношей питает,

Отраду старым подаёт,

Уже чеканит гривны,

Бунтарских песен не поёт,

Предпочитает гимны

Остыв, как старая звезда,

Он вышел на орбиту

Во имя быта и труда

И в честь труда и быта.

Время всё ставит на свои места. Нам пришлось самим испытать на себе ужас контрреволюции девяностых годов. Уже в который раз непостижимым образом страна наша остановилась на самом краю пропасти, выбрав путь строительства сильного государства. В это время среди безудержной хулы личности Сталина стали звучать здравые голоса об уникальном опыте строительства советского государства. Профессор Кара- Мурза* (Кара-Мурза Владимир Владимирович признан иностранным агентом) видит причину в мировоззренческой основе советского строя, которой стал общинный крестьянский коммунизм. «В период «сталинизма» советское общество было консолидировано механической солидарностью – все были трудящимися, выполнявшими великую миссию, общество было похоже на религиозное братство.»

             Он же с сожалением констатирует начало развала общества в шестидесятые, объясняя это изменением структуры занятости.

               Но нам, пережившим и время шестидесятых, видно, что развал был обусловлен потерей ключика от Сталинского государства-семьи, государства-братства, которое так достоверно нам показала Коронатова во второй книге романа, когда страна  во время Великой Отечественной войны была похожа на религиозное братство, проповедовавшее, не называя церковны догматы: трудничество, аскетизм, семейственность.

             Руководители же страны, вернувшиеся к марксистско-ленинским догматам и свергнувшие «культ» Сталина, уверенно повели страну к краху.

        Только сейчас, в дни тягчайшего испытания , стало понятно, сколь несправедливо было представление об этом человеке. Да, были ошибки, были тягчайшие просчёты, но роль этого человека в спасении страны нельзя преуменьшать. Елена Ивановна это понимала  много лет назад. Книга её звучит в наши дни особенно актуально. Она учит сплочению, единению и посильному вкладу в общее дело победы над врагом. А ещё эта книга  — дань уважения тому, кто так много для этой победы сделал:

На главной площади страны,

Невдалеке от Спасской башни,

Под сенью каменной стены

Лежит в могиле вождь вчерашний.

Над местом, где закопан он

Без ритуалов и рыданий

Нет наклонившихся знамён

И нет скорбящих изваяний,

Ни обелиска, ни креста,

Ни караульного солдата –

Лишь только голая плита

И две решающие даты,

Да чья-то женская рука

 С томящей нежностью и силой

Два безымянные цветка

К его надгробью положили… 

   (Ярослав Смеляков)       

Т.М. Грунэ.

Ветеран педагогического труда, жительница с. Скала.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *