За всё судьбу благодарю

Имя Татьяны Грунэ хорошо знакомо многим жителям нашего района: прекрасный литератор, педагог с большим стажем работы, писатель, она давно вписала себя в историю нашего района. И когда она принесла крохотную флешку со своими рассказами, мы были очень рады – ведь уже достаточно давно мы не видели ее новых произведений.

• Повод у меня необычный, — с улыбкой сказала Татьяна Михайловна. – Вы же слышали о том, что я стала жертвой ограбления? Очень хочу сказать спасибо людям, которые помогли мне…
  Вовсе не беда, а чувство глубокой благодарности заставило нашу землячку вновь включить ноутбук. Мы предлагаем нашим читателям узнать подробности этой истории.

КАК В КИНО
Имеет ли право писать о своей жизни человек обычный, ничем не прославившийся? Мало того, в жизни этого человека не было ничего особенного, выдающегося, раз он обычный человек. Кому интересно читать то, что случалось с обычным человеком? Размышляя таким образом, я надолго, а казалось, и навсегда, забросила свою «писанину». Казалось, раз я сбросила с плеч неподъёмный груз, то жить мне станет намного легче. Оказалось, что наоборот. Какая-то безысходная тоска поселилась в сердце, тяжёлые предчувствия сжимали грудь. Успокоения я не находила и ночью. Мне, которой раньше снились яркие, похожие на фильмы сны, стали сниться сны чёрно- белые и страшные. То я проваливалась в какую-то яму, то меня заточали в каких-то маленьких комнатах. И постоянно снились те, кого уже нет на этом свете: мои родные или друзья — словно они хотели о чём-то предупредить…
Всю неделю мы с собакой на рассвете уходили в лес. Грэй бегал, радуясь свободе, а я радовалась каждой находке. Утренняя прохлада, горькие запахи увядающей травы, треск валежника под ногами, только что вставшее солнце, пробивающее чуть пожелтевшую листву, под которой нахожу желанную коричневую шляпку…
Но в субботу я в лес не пошла. Опять на меня навалилась уже знакомая тоска и страшная слабость. Да и на улице в этот день было неприютно, как-то промозгло-холодно. Надо было идти в огород копать картошку, или заняться уборкой в доме, но я смогла только лечь на диван. Открыла роман Тургенева, но и читать не могла. Со мной творилось что-то непонятное…Я решила, что в моём возрасте и положительные эмоции в большом количестве вредны. Казалось, я была не в силах даже пошевелиться, когда в дом кто-то вошёл без стука. С трудом я встала с дивана и подошла к двери. Это был высокий, крепкого сложения мужчина в камуфляжной куртке и таких же брюках, заправленных в высокие светло-зелёные резиновые сапоги с завязанными впереди шнурками.
Он молча глядел на меня, а я в недоумении на него. Наконец он спросил, не знаю ли я, где Толя. Сначала я не поняла, о каком Толе он спрашивает, но потом вспомнила, что позавчера Толя с соседней улицы косил у меня траву. Хотя я недоумевала, почему он у меня интересуется местом нахождения этого Толи, сказала, что не видела его, хотя он хотел прийти забрать картошку прошлогоднего урожая.
Мужчина продолжал стоять.

-Пойдёмте, мне надо на улицу, — сказала я, открывая дверь, чтобы пропустить в неё непрошенного гостя. Он вместе со мной вышел на улицу, но уходить не собирался. Я сама открыть ему калитку, выпустив его.

Каково же было моё изумление, когда через несколько минут дверь опять открылась. Вошёл тот же мужчина, но уже с таким видом, что всё во мне задрожало. Он стал кричать на меня, что Толе я заплатила копейки, а ему ни… Я стояла в замешательстве:

-Ты у меня не работал, за что я должна заплатить?

-Давай все деньги, которые у тебя есть, иначе зарежу. Я не шучу.

И тут он распахнул камуфляжную куртку, к изнанке которой был пришит карманчик, из которого, поблескивая хорошо отточенным синеватым лезвием, высовывался огромный, сантиметров в тридцать, нож.

Его такого же стального цвета глаза не мигая смотрели прямо в мои на расстоянии всё тех же тридцати сантиметров. Это были совершенно пустые и безжалостные глаза.

И в это страшное мгновение моё сознание раздвоилось. Одна его часть отказывалась верить в происходящее. Этой частью сознания я видела себя и грабителя со стороны, как в кино, а другая часть сознания просила не поддаваться на агрессию.

Тогда я спокойно сказала, что могу дать ему все деньги, хранящиеся в кошельке. Кошелёк лежал в ридикюле. А тот — на трюмо в спальне. Когда я шагнула в сторону спальни, он прыжком нагнал меня и, толкнув к окну, сам выхватил кошелёк из сумки. Вальяжно расположившись на моей кровати, он сказал, что если я придумаю пароль карточки, он придёт и убьёт меня. Бережно положив найденные деньги в карман, он сосчитал всю мелочь до десятника и сунул её туда же. Потом он стал искать в трюмо и в шкафу золото, не найдя, потребовал принести, а когда я объяснила, что не ношу его, в доказательство показав простой алюминиевый крестик на верёвочке, почему-то поверил.

Наверное, он ожидал, что я буду просить о пощаде, плакать. Нет, я спокойно смотрела ему в лицо, а руки спрятала в карманы халата, в одном из которых лежал телефон. Он, заметив это, зло выдернул мою руку из кармана и забрал телефон. Теперь я никому уже не могла позвонить.

И в окно, хоть стояла у него, не могла позвать на помощь соседей.
Не могла я этого сделать и в большой комнате, окна которой выходили на улицу. Я понимала, что только попытайся я открыть окно, нож, угрожая которым он перевёл меня в эту комнату, вонзится мне в спину.

«Главное, сохранять спокойствие и не провоцировать его на эти действия», — думала я. Поэтому, когда он потребовал отдать всё, что имею после его безуспешных попыток найти, я спокойно отдала ему пенсию, которую я на днях получила, и предложила взять телевизор… Не вазочки же хрустальные, стоящие в серванте, предлагать.

Да и грабитель прекрасно видел, что поживиться здесь нечем. Рассчитывавший на куда более значительную сумму, чем пенсия, он мрачно сказал, что вынужден всё-таки меня убить, потому что я видела его лицо. И тут силы меня оставили. Ноги подкосились. Я села на диван, ловя ртом воздух. Начинался астматический приступ, а я не могла его купировать, т. к. ингалятор остался на трюмо в спальне.

Увидев мои страдания, он, видимо, решил, что лучшим вариантом будет в этот холодный день посадить меня в подпол в одном халате в состоянии жуткого удушья: там я быстро умру без его участия.

Пользуясь тем, что встать я не в силах, он открыл в кухне подпол и, схватив меня за руку, дёрнул так сильно, что я упала навзничь, сильно стукнувшись затылком о пол. Тогда я, собрав остатки самообладания, спокойно сказала, что залезу туда без посторонней помощи. Что и сделала. Когда надо мной закрылась крышка подпола, я испытала странное облечение от того, что теперь я изолирована от этого негодяя, и он не сможет надо мной надругаться. Потом я услышала, что на крышку ставится что-то очень тяжёлое. «Морозильная камера!» — догадалась я.

Шаги его по дому были мне хорошо слышны, они отдавались у меня в мозгу. Мучительно пыталась я угадать, в какую комнату он пошёл, потому что с ужасом вспомнила про ноутбук в кабинете. Ведь в нём были мои статьи, рассказы, и если он заберёт ноутбук, они для меня, если каким-то чудом останусь жива, будут потеряны. Об отданных деньгах я не сожалела вовсе. Что такое пенсия? Если чудом останусь жива, то за месяц с голода не умру, питаясь с огорода, а уж на хлеб займу, а через месяц опять получу деньги. Ведь так я жила все последние годы, не зацикливаясь на деньгах: всю пенсию тратила за месяц, зная, что в следующем получу новую.

Значит, самое главное в моей жизни — эти давно заброшенные рассказики, которые совсем не ценила. Ведь я, всю жизнь перечитывавшая классиков, прекрасно понимала, что опусы мои не идут ни в какое сравнение с произведениями Толстого или Тургенева. И тут же возникла мысль: «А ведь ни тот ни другой не оказывался в такой ситуации, ни тому ни другому не пришлось так близко, на расстоянии двадцати сантиметров, увидеть убийцу».

И тут я услышала скрип закрывающейся двери и стала принюхиваться. Ведь грабитель пообещал мне поджечь дом. Но запаха гари я не ощутила…

(Продолжение следует)